Вера Кауи - Любить и помнить [Демоны прошлого]
– И ты ей тоже нужен. Но Эд... это другое. Он даст ей то, что ты не смог бы.
– Можешь не уточнять, – хрипло буркнул Джеймс.
– Не тебя одного язвит ревность, – спокойно отозвался Джайлз. – Попытайся сдерживаться.
– Она задумала нас познакомить.
– Мне кажется, это следует сделать.
Джеймс клокотал от ярости.
– Он ведь твой отец, – спокойно напомнил Джайлз.
– Да какой он мне отец! Заезжий американец, о котором мне ничего не известно! Что он для меня сделал, если не считать, что участвовал в зачатии?
– Вот именно. Ты – часть его, Джеймс, и очень на него похож. То, что вы живете в разных странах, не его вина.
– На чьей же ты стороне? – напрямик спросил Джеймс.
– Ни на чьей. Я стараюсь быть объективным, вот и все. – Джайлз помолчал и после паузы добавил: – Но Эду я многим обязан – твоей матерью и тобой. Вас обоих я получил за его счет.
– За его счет! Да что он для меня сделал?
– Успокойся, Джеймс. – Джайлз и сам начинал терять терпение. – Как он мог что-нибудь сделать, если даже не подозревал о твоем существовании!
Но логика на Джеймса не действовала.
– Я ему ничем не обязан, – упрямо твердил он.
– А собственной жизнью?
Джеймс раздул ноздри.
– Ты не лучше ее, – злобно выкрикнул он. – Чем он только вас обоих купил?
– А вот на этот вопрос ты должен сам найти ответ. И пока не найдешь, будешь блуждать в потемках. Ключ – твой родной отец, – ровным голосом сказал Джайлз.
– Мой отец! – не мог успокоиться Джеймс. – Отца нашли! Выискался родитель!
– Не выискался, а приехал из Сан-Франциско.
– Вот там бы и оставался! Зачем надо было вторгаться в чужую жизнь, всех баламутить! Он мне не нужен, не хочу я его знать. Он для меня – нуль.
– Зря ты кипятишься. Встреться с ним и увидишь, что был несправедлив.
– Вы оба прямо помешались на этой встрече.
Джайлз вздохнул.
– Джеймс, ситуация не рассосется сама по себе. Эд здесь, твоя мать с ним встречалась, теперь, на полном ходу, уже назад не повернешь. Самое лучшее, что ты можешь сделать, – вскочить в машину и взяться за руль. И я советую это сделать. Хоть будешь понимать, о чем говоришь. Вы слишком самонадеянны, дети свободного поколения.
Джеймс вспыхнул.
– Мама хоть и не принадлежала к свободному поколению...
– Вот оно что. Вам, значит, все позволительно, а другим – ни-ни?
– Но она же мне мать!
– И, значит, ей следовало пользоваться презервативом?
Джеймс покраснел еще гуще.
– Может, это покажется тебе странным, но дети для матери – не единственный свет в окошке. Ты просто раньше с этим не сталкивался, отсюда твоя ярость и твоя ревность.
– Ты меня за психа держишь?
Джайлз чувствовал, как внутри Джеймса все клокочет, видел, как горят его щеки, и его переполняла жалость. Он предвидел такую реакцию. Уж слишком привязан был сын к матери. И все связанное с ней виделось ему в романтической дымке. И сама Сара так рисовала ему свое прошлое. Джеймс вырос, он знает, что такое секс, но связать секс с матерью выше его сил.
Джайлз услыхал, как позади тихонько отворилась дверь, и оглянулся, ожидая увидеть Сару. Они встретились глазами, и он едва заметно покачал головой. Она перевела взгляд на сына, и в ее глазах было столько нежного сочувствия, что Джеймс чуть не разрыдался. Сара не стала входить и быстро захлопнула дверь. Ах, Сара, Сара... думал Джайлз, и его пронзила внезапная боль. Он закрыл глаза, пережидая приступ.
– Что с тобой?
Джеймс осторожно коснулся его руки.
– Устал немного, – солгал Джайлз. – Я в последнее время стал часто уставать. После ленча прилягу.
– Надеюсь, это не из-за... него?
– Нет, – покачал головой Джайлз.
– Так на чем порешим? – спросил Джеймс.
– Выход один – попытаться понять и принять то, что происходит независимо от нас.
– Вряд ли у меня получится.
– Конечно, это непросто. Особенно тебе.
– Да и тебе не легче.
– Я все же старше, и у меня другие отношения с твоей матерью.
– Ты же ее любишь! И позволяешь так с собой обходиться!
– Это же не нарочно. Твоя мама зря никого не обидит. А меня тем более. Она изо всех сил оберегает меня. Я для нее, наверно, вроде второго ребенка. Так или иначе, она очень долго была со мной. И не напрасно.
– До сего момента.
– Даже теперь. Не надо вставать в позу обиженной добродетели, Джеймс. Нельзя требовать от человека любви, какой ты сам для себя хочешь. Эмоции не кроятся по фигуре, как костюм. Ты не сможешь переделать мать по своей мерке. Ты многим ей обязан, Джеймс. Не пора ли тебе начать платить по счету?
Джеймс нервно взъерошил волосы.
– Не знаю, – тоном невинного мученика произнес он. – У меня каша в голове. Не могу нормально соображать.
– Тогда прибегни к отрезвляющему душу здравому смыслу. Спешки нет, Джеймс. Они, между прочим, ждали двадцать один год.
Джеймс замер.
– Не хочешь же ты сказать, что она выйдет за него после...
У него не хватило смелости закончить фразу.
– Надеюсь, что именно так и будет. Мой приговор давно оглашен. Я почти отбыл свой срок, но, пока он не истек, твоя мать будет делить со мной заключение.
– Я не могу этого слышать! Джеймс, задыхаясь, вскочил с места.
– Как ты можешь спокойно об этом рассуждать!
– Я старый заключенный. Просидел дольше, чем предполагал. Опять же благодаря твоей матери. Так что успел привыкнуть к этой мысли.
– Зато я не привык, и черт меня побери, если когда-нибудь привыкну!
– Ты молод, полон сил, здоров. Я тоже таким был. – Взгляд Джайлза упал на портрет. – Но это было давно. – Он опять опустил веки. – Джеймс, я устал. Ленча не нужно. Если увидишь Бейтса, передай, что я наверху, отдыхаю.
Он откинулся на спинку кресла. Миссия выполнена.
9
Сара читала в постели. Кто-то постучал в дверь.
– Войдите! – сказала она, откладывая книгу.
В щель просунулась рука, размахивающая белым носовым платком.
«Слава Богу», – подумала она и сказала вслух, принимая игру:
– Войди и назовись.
Джеймс просунул в дверь голову.
– Можно поговорить?
– Нужно! Я рада, что и ты этого хочешь. – Сара похлопала по краю кровати: – Иди сюда, потолкуем по душам.
– Прости за скандальный нрав и все такое, прощен?
Если ты извиняешься от чистого сердца...
– А как же!
– В таком случае...
Джеймс подошел к кровати и устроился в ногах, опершись на одну из четырех резных стоек, с которых свешивался великолепный парчовый балдахин. С минуту они внимательно смотрели друг на друга. Никогда он не видел мать такой прелестной, как в этом розовом свете настольной лампы. У нее стали совершенно другие глаза, подумалось ему. Или это только кажется? Шифоновый пеньюар, затканный бледными розами, открывал жемчужную шею и плечи, нежный изгиб груди. Лицо ее, без всякой косметики, было чистым. Ей не требовалось прибегать к ухищрениям, чтобы скрывать разрушительные следы времени. Ее неожиданное цветение, ее безупречная красота, так внезапно открывшаяся, смутили Джеймса. Она лежала »од его взглядом, спокойно позволяя смотреть на себя, улыбалась и явно гордилась его восхищением. При этом ^ней не было ни капли тщеславия – это была просто счастливая и абсолютно уверенная в себе женщина.
